Зеленый свет.
Светофоры, светофоры. Они были везде, они правили всеми. Как обходятся без них, думал Сергей, с ужасом вспоминая родной районный центр и две пешеходные «зебры» на весь городок. Еще Сергей вспомнил слова отца, обещавшего, что к началу нового века в Каушанах установят первый светофор и даже пустят троллейбус.
Наступивший век отсчитывал уже девятый год, но по Каушанам, поскрипывая, разъезжали советские автобусы, самому младшему из которых стукнуло четверть века, а Сергей наматывал не менее двухсот километров в сутки по кишиневским проспектам и улочкам, переключая коробку передач одновременно с сигналами светофора, живя в одном ритме с ними.
Красный, желтый, зеленый. Стой, приготовься, гони. Четкий, продуманный порядок, идеал равных возможностей: двигайся сам и дай двигаться другим. Чего нельзя было сказать о жизни, где вылетающие на красный свет били Сергея вбок, выносили в кювет, а сами как ни в чем не бывало ехали по его полосе и не находилось инспектора, бросавшегося за ними в погоню под вой сирены и мигание проблескового маячка. А может, он просто зазевался на перекрестке, пропуская тех, кто только что ехал сзади и теперь вынужден наблюдать, как печально моргает зеленый свет, и знает, что на секунду зажжется желтый, а за ним — безнадежный красный и как знать, не просветит ли он до самого конца?
Скажи ему кто–то с утра, что сегодня — конец, Сергей ни капельки не удивился бы.
Все шло наперекосяк в этот день, причем с самого рассвета. В половине седьмого утра его машина уже стояла под девятиэтажкой на улице Алеку Руссо, а сам Сергей, зевая и поеживаясь, разругался с невыспавшейся диспетчершей, которая никак не могла добиться, чтобы пассажиры, которых он дожидался вот уже двенадцать минут, соизволили бы наконец показаться из подъезда.
Пассажирами оказалась молодая мамаша с ребенком лет пяти, заметив которого Сергей поморщился: он не ждал ничего хорошего от попутчиков дошкольного возраста.
— Нас укачивает в дороге, — виновато сказала женщина. — Вы постараетесь не дергать машиной?
— Постараюсь, — буркнул Сергей, а сам подумал: «лучше бы ты кулек с собой прихватила».
Все были молодцами: мамаша, трещавшая без умолку, словно сорока во время брачного танца, ее сын, перечисливший все известные ему виды птиц, рыб и породы собак, рассказавший с полдесятка стишков и трижды спевший одну и ту же песню, Сергей, обходившийся с рычагом передач так плавно, а с педалью сцепления так нежно, что будь «Фиат» живым существом, он самостоятельно отвез бы Сергея в загс. Все пропало, когда на последнем перед детской больницей перекрестке (малыша везли на обследование), на дороге, прямо перед машиной будто из под земли вырос пес — огромный, лопоухий и, по–видимому, безнадежно старый. Заскрипели тормоза, завизжали колеса, а на правую руку Сергея и на переднее пассажирское сиденье полилось что–то теплое и вязкое.
— Ой, я сейчас уберу! — взвизгнула женщина и, расстегнув сумочку, стала судорожно искать платок. — Извините нас. Господи, Пашечка, что же ты.
Выдержка ребенка была не беспредельна и он зарыдал, уткнувшись личиком в грудь совсем растерявшейся маме.
— Да я сам, — горько сказал Сергей. — Идите уже, не мучайте ребенка.
Тронулся с места Сергей лишь спустя сорок минут, за которые он перевел все запасы воды и тряпочной ткани, разругался с диспетчершей и пропустить три заказа. А главное — он совершенно не мог определить, сохранился ли в салоне кисловатый запах детской рвоты?
Зато он мог быть уверен, что к концу смены от утреннего происшествия не должно было остаться и запаха, не говоря уже о следах, которые Сергей, кряхтя и матерясь так тщательно отдраивал. Он ехал в таксопарк — сдавать смену и получить заслуженный выходной, и рука на обочине — отчаянно машущая рука не могла, не имела права останавливать «Фиат», определение маршрута которого находилось в исключительной компетенции голоса, трещавшего из трубки связи с диспетчером.
Но Сергей затормозил, впоследствии придумав себе несколько оправданий — от внезапно начавшихся схваток до сразившего прямо посреди тротуара инфаркта. Человек, так энергично сигнализировавший с бордюра, не был, однако похож, ни на беременную женщину, ни на умирающего. И никого похожего рядом с ним не находилось.
— Шеф, подбрось, а? — умоляюще заныл человек.
Человек был одет в темный пиджак, на котором поблескивал значок с четырьмя красными маками. Точно такие же светились за плечом человека — на вывеске, расположенной прямо над входом в заведение, известное как дорогой суши–ресторан.
Швейцар, безошибочно определил Сергей.
— Я уже в парк, — устало ответил Сергей.
— А зачем тогда остановился? — удивился швейцар.
Растерявшись на мгновение, Сергея яростно дернул рычаг передач.
— Ну, не хочешь, как хочешь, — прорычал он.
— Да нет, ты не понял! — испугался швейцар. — Согласен я. Там женщину нужно на Скулянку отвезти, вот адрес.
Он протянул Сергею исписанный торопливым почерком клочок.
— Вот аванс, — швейцар бросил на переднее сиденье двадцать леев, — подождешь минуты три, ладно? — и не дожидаясь ответа, побежал в ресторан.
Сергей тихо выругался и повернув голову в противоположную сторону, задумчиво уставился на темное здание правительства, в котором одиноко светилось окно на втором этаже.
— Я–са–ма! — услышал он усиливающийся голос и оглянулся.
К задней двери приближались голые женские ноги, прикрытые темной мини–юбкой. Шелкнула дверца — это швейцар схватил ручку, приглашая даму занять место в машине.
— Улица Каля Ешилор, дом шестнадцать, третий подъезд, — отрепетированно произнесла свежеиспеченная пассажирка. Сергей завел мотор и посмотрел в зеркало.
Брюнетка. Во всяком случае, не блодинка — это можно было утверждать уверенно. Повернув у памятника Штефану Великому, Сергей снова бросил взгляд на пассажирку. Полоса света проползла по ее груди, поднялась по шее и высветила голливудские черты — тоненький вздернутый носик, изогнутые линии бровей и глаза — две темные оливки, растущие, казалось из спадающих со лба прядей. Молодая. Лет двадцать–двадцать два, когда юность еще живет в фигуре и в цвете коже, но во взгляде страсть уступает место цинизму.
— Извините, но в этой машине не курят, — сказал Сергей.
Девушка застыла с зажигалкой в руке, мотнула головой и полезла в сумочку. Справа от Сергея мелькнула рука и на переднее сиденье спикировала десятидолларовую купюру.
— А теперь? — спросила девушка и щелкнула зажигалкой.
Сергей ничего не ответил, но и купюру решил пока не трогать.
— Тебя как зовут? — спросила девушка слегка заплетающимся голосом.
— Для вас — просто таксист.
Она хмыкнула.
— Красиво. Просто такс… сист.
Два перекрестка проехали молча.
— Просто таксист, — громко позвала пассажирка, — сколько стоит ночь с тобой?
Сергей незаметно улыбнулся — одними краями губ.
— Смотря куда ехать.
— Ехать? — насмешливо спросила девушка. — Ездить будем по ог… громной кровати. Туда–сюда, туда–сюда.
— Мы же договорились, я — просто таксист, — повторил Сергей.
— Я помню. Ты что думаешь, я пьяна?
Сергей кашлянул.
— Да, я пьяна. — ответила она самой себе, запрокинула голову на спинку и закрыла глаза.
Может, заснет, подумал Сергей.
— А знаешь, — приподняла голову девушка, — как называют таксис. ста, который развозит таких как я?
— Каких таких?
— Ну, пьяных в гавно.
Сергей помотал головой.
— Так–си–дер-мист.
Сергей снова взглянул в зеркало и увидел гримасу отвращения на ее лице.
— Плохо? — забеспокоился он. — Остановить?
Девушка отрицательно помотала головой и громко отрыгнулась.
— Ой! Вот теперь лучше. Но я ведь не совсем дерьмо, а, просто таксист?
— Вы — симпатичная.
— Я? — возмущенно воскликнула девушка. — Я симпатичная? Дурак, я королева красоты! Мисс Кишинев‑2005, понял?
— Темно, плохо видно, — оправдывался Сергей.
— Все равно, — заупрямилась она. — Мог бы догадаться. А, впрочем, мне все равно. Скоро, просто таксист, мы сможем спать вместе.
— Почему именно мы? — улыбнулся, теперь уже шире, Сергей.
— Пот… тому что я так хочу. Знаешь, кто мой муж?
— Аааа, так вы замужем, — с притворным разочарованием протянул Сергей. — А я‑то раскатал гу…
— Муж умрет в вос… кресенье. Утонет на скутере.
— На каком скутере? — автоматически спросил Сергей.
— На нашем, — удивленно ответила она. — Поедет кататься на Гидигич и перевернется. Ой, куда же ты? — завопила она, посмотрев в окошко, — Нам к третьему под… езду.
Сергей притормозил и дал задний ход. Вышел из машины, открыл заднюю дверцу и вытянул пассажирку за руку.